Смерть не имеет лица [= Преданность смерти ] - Нора Робертс

– На данный момент ничего достаточно бесспорного. Однако я предполагаю, что нужно предпринять меры для сканирования здания ООН. Очередной целью «Аполлона» был Пентагон. Если «Кассандра» продолжает действовать в том же русле, это место логически может быть избрано следующим объектом. Оптимальным для них было бы вы­ждать какое-то время – несколько недель. Но мы не можем рисковать и полагаться на то, что они будут привя­зываться к графику «Аполлона».

– Согласен. Предпримем все необходимые шаги.

Пибоди подождала, когда закончился разговор, и спро­сила:

– Как вы думаете, они будут снова выходить на связь с вами?

– Я на это не рассчитываю.

Последний звонок Ева сделала Мире:

– У меня вопрос. На сегодняшний день требования «Кассандры» не удовлетворены; к тому же объекты разру­шены только частично и людские потери сведены к мини­муму. Как вы думаете, при таких исходных обстоятельст­вах выйдут ли они снова на связь со мной?

– Сомневаюсь. Вы не выиграли битву, но вы ее и не проиграли. Они не достигли своих целей, а ваш прицел с каждым движением перемещается к центру мишени. Согласно вашему сообщению, которое я только что прочита­ла, вы считаете, что они теперь могут знать о направлении вашего следствия, о том, что вы установили их личности и методы их действий.

– И какой же может быть их реакция на все это?

– Злоба – и страстное желание выиграть, состроить победную фигуру с большим пальцем у вас под носом. Не думаю, что они испытывают потребность снова вас о чем-то предупреждать или глумиться. Им сейчас не до этого. Правила войны, Ева, заключаются в том, что никаких пра­вил нет.

– Согласна. И вот еще что. Я хотела бы попросить об одном одолжении.

Мира постаралась скрыть свое удивление: Ева очень ред­ко о чем-либо просила.

– Конечно, пожалуйста.

– Заку рассказали о том, что все было подстроено, и о роли Клариссы в этом.

– Понятно. Ему будет очень трудно это осознать.

– Да. Он даже не может объяснить свои ощущения на словах. Его перевезли ко мне домой, и с ним сидит Мевис. Мне кажется, что сейчас он сможет воспринять совет, тем более квалифицированный. Если бы вы нашли время по­звонить в неофициальном порядке…

– Найду, – коротко ответила Мира.

– Спасибо.

– Не стоит. До свидания, Ева.

Ева с удовлетворением снова откинулась на спинку си­денья и увидела, что они подъехали к дому Брэнсона и Пибоди уже припарковала машину.

– Начнем! – Ева решительно распахнула дверцу, но увидела, что Пибоди по-прежнему сидит, вцепившись в баранку, а ее глаза наполнились слезами. – Ну-ка, сейчас же перестань думать об этом!

– Не знаю, как благодарить вас за… за все, что вы сде­лали для Зака, несмотря на то, как он повел себя, и на то, что еще предстоит впереди.

– Я беспокоюсь о себе. Я не могу позволить, чтобы со­средоточенность моей помощницы расползлась по кускам из-за переживаний относительно одного из членов ее семьи.

Ева с удовлетворением отметила, что ее помощница еще не потеряла чувства юмора и немного повеселела. Выйдя из машины, она браво сказала:

– Я вся внимание, сэр.

– Так держать!

Ева вскрыла полицейскую печать на доме и, отворяя дверь, предупредила Пибоди:

– Здесь никого не должно быть, но мы имеем дело с людьми, поднаторевшими в технике и электронике. Они могли просочиться сюда, несмотря на печать. Пибоди, пока мы здесь, прошу тебя быть постоянно начеку. – Она расстегнула куртку, чтобы было легче достать оружие. – Начнем с кабинетов.

Дом Брэнсона был отделан в строгом и изысканном стиле: мебель из темного дерева, кожаные кресла и стулья, тяжелый хрусталь. Ева остановилась при входе и покачала головой:

– Нет, это она движущая сила, локомотив, который тащит этот поезд. Нам не стоило тратить время на посеще­ние его завода. Она управляла всем отсюда.

Они пересекли холл и вступили в по-женски изящный кабинет Клариссы. Ева подумала, что эту комнату можно было бы назвать гостиной. Интерьер кабинета был выпол­нен в розовых тонах, элегантные кресла притягивали к се­бе изысканными формами. Светильники и торшеры с то­нированными плафонами и абажурами были расположены так, чтобы свет равномерно распределялся по всему поме­щению. Мраморная каминная доска была уставлена не­большими вазочками с завядшими цветами.

Ева подошла к небольшому столу на высоких витых ножках и осмотрела малогабаритный компьютер. Диски состояли в основном из программ, связанных с модой, ма­газинами, ведением домашнего хозяйства и светскими ме­роприятиями.

– Наверняка это не все. Должно быть еще что-то. Засу­чи рукава, Пибоди. Давай-ка разворошим эту змеиную нору!

– Мне, кажется, это доставит удовольствие.

– Тот, кто живет среди такого обилия розовых тонов, должен быть ненормальным.

Они осмотрели комод, заглянули под него и за него. В одном из ящиков обнаружили легкий халат – тоже розо­вый. Поискали за картиной, на которой акварелью был изображен английский парк, но не нашли там ничего, даже пыли.

Наконец Пибоди повезло, и она издала победный клич:

– Диск! Он был спрятан здесь, в этой подушке с лебе­дем.

– Нужно его проверить.

Ева вставила диск в гнездо, и по ее лицу расплылось блаженство: устройство сразу заработало.

– Забавно. Она прячет его, но не кодирует.

Это был дневник – записи несчастной, беспомощной женщины, вынужденной долгие годы терпеть избиения, изнасилования и оскорбления.

«Я услышала, как он вошел в дом, и решила, что если он увидит меня спящей, то оставит в покое. Сегодня я стара­лась все делать правильно. Но когда он начал подниматься по лестнице, я поняла, что он пьян. Потом, когда он подошел к кровати, я уловила запах.

Я лежала с закрытыми глазами и почти не дышала, мо­лясь о том, что он слишком пьян и не тронет меня. Но никто не слышит молитв.

– Притворяешься спящей, малышка?..»

Слова, голос, запах спиртного и конфет, руки, которые хватают, притягивают и бьют, – все эти воспоминания внезапно набросились на Еву и захлестнули ее с головой.

«Я умоляла его остановиться, но было уже поздно. Он дер­жал меня руками за горло, стиснув его так, что я не могла издать ни звука, и вталкивал себя в меня, причиняя мне боль и жарко дыша мне в лицо.

– Не надо, пожалуйста, не надо…»

Ева знала, что мольбы никогда не приносят ничего хо­рошего. Руки на ее горле, стискивающие так, что перед гла­зами начинают плясать красные пятна; жгучая, раздирающая боль от очередного изнасилования, тошнотворно-приторное дыхание перед ее лицом…